Тогда как поверхность высот, ограничивающих речные аллювиальные долины, является обыкновенно (в средней России) волнистою, а часто и очень изрытою оврагами, и притом далеко не одинаково на противоположных (вторых) берегах реки, – в это время наблюдатель, следящий с лодки за первыми аллювиальными берегами, почти постоянно видит, что они, по обеим сторонам реки, имеют совершенно одинаковую высоту, а верхние закрайки их кажутся ему в виде правильных искусственных карнизов. Уже последнее обстоятельство даёт предчувствовать исследователю, какова должна быть поверхность заливной долины. И действительно, стоит только подняться с реки на первый аллювиальный берег, чтобы перед вами открылась почти совершенно горизонтальная заливная, луговая или песчаная долина, иногда настолько широкая, что ваш глаз едва видит вторые высоты. И такую поверхность имеют не только вышеописанные, но и вообще все виденные мною в средней и южной России аллювиальные речные долины; и у других авторов мне также ни разу не случалось читать описаний, резко оспаривающих данный факт.

Такое однообразие верхней поверхности заливных долин Днепра, Вазузы, Припяти, Шексны, Качни, Каспли, Межи, Сежи и др. нарушается только изредка, там и здесь, где эти долины обнаруживают заметное поднятие к речным руслам. Впрочем, редкость подобных фактов есть скорее результат невнимания наблюдателей, чем отражение действительности.

Так, уже г. г. Головкинский и Миддендорф упоминают о существовании небольших прерывающихся возвышений у самой береговой линии луговых долин Волги и Енисея. Затем, когда было указано мною на это явление, как на типичное даже для верхнего течения некоторых русских рек, – оно, как таковое (типичное), теперь констатировано г. Нотгафтом для многих рек Петербургской, а Гоби для некоторых речных долин северо-западной части Новгородской губернии.

Что же означают столь обыкновенная горизонтальность наших аллювиальных речных долин и их лёгкое повышение (иногда) по направлению к речному руслу?

Допустим ли мы гипотезу г. Лeваковского относительно образования речных долин или согласимся со взглядами на этот предмет г. Головкинского, – и в том, и другом случае мы не получим объяснения интересующих нас явлений, ибо ни форма речного русла: осушившегося вследствие поднятия, ни рельеф дна морского пролива не имеют и не могут иметь ничего общего с теперешними формами наших речных долин. В этом легко убедиться, стоит только пересмотреть множество поперечных профилей, данных в вышеупомянутой работе г. Гребенау. Напротив, оба рассматриваемые нами обстоятельства делаются легко понятными, если мы примем озёрную теорию и не будем забывать о современных явлениях в жизни рек.

Здесь кстати заметить, что вышеупомянутое повышение заливных долин к речному руслу ни в каком случае не следует смешивать с подобным же явлением, замечаемым изредка и на вторых высотах. Кроме приведённых уже примеров, сообщённых г. г. Иностранцевым, Барботде Марии и Крыловым, я могу указать здесь ещё следующие литературные данные. Так, уже в 1839 году Робер наблюдал на севере России – холмы, господствующие по течению рек; позднее Мурчисон видел, верстах в 100 выше Архангельска, тянувшуюся вдоль С. Двины, по её известковому берегу, полосу нагромождённых друг на друга кусков местного известняка; она возвышалась до 30 футов [9 м] над летним уровнем реки и обнаруживала склоны в две противоположные стороны к Двине и прочь от неё. Затем г. г. Фельдман и Восинский говорят о цепях низких холмов, обыкновенно следующих (в Смоленской, а частью и Московской губерниях) параллельно течению рек; наконец, я сам два раза наблюдал, как вторые дилювиальные берега Днепра и З. Двины падали по направлению от реки. Без сомнения, часть подобных фактов легко объясняется или по способу Барбот де Марни или же Мурчисона, но далеко не все: во многих из них мы должны видеть, судя по их положению и характеру, или береговые валы старых озёр, или те холмы, среди которых легче всего могли образовываться стоячие бассейны.

Интересное о речных долинах: